Давайте сразу начистоту: не хотелось бы делать из кого-то зверей. Человеческого зоопарка в этом мире более чем достаточно. Мы оба в равной степени виноваты, хоть и "виноваты", впрочем, не самое правильное слово. Мы оба в равной степени ответственны за то, что происходит между нами и к чему это может привести.

Это удел сказок: бросать громкие реплики, что они "жили долго и счастливо".

Глядя правде в глаза, со всеми этими репортёрами, крутящимися вокруг каждого нашего шага и с дрожащими руками перебирающими непишущие ручки в ожидании очередной грязной сенсации; со всей роскошью, возможностями, радостным будущим по сравнению с голодающими детьми близ Африканского Рога, – со всем этим, не имеющим никакой силы, когда твои дети вздрагивают от очередного раздраженного, разгневанного вскрика из соседней комнаты; со всем этим, по сути, являющим собой ложные ценности, когда вы всё чаще застываете в пробирающем непонимании, глядя друг на друга скорее слепо осуждающе, чем отчаянно, в поисках ответов.

Мы не в сказке.

На часах – без пятнадцати одиннадцать, в кабинете полумрак, и я безнадежно исчерпал негласное количество допустимых женой ночёвок на диване за этот месяц. С точки зрения совести – исчерпал их дважды. Но в последние месяцы всё словно валится из рук, и бухгалтерия то плачется, то трясется, кажется, готовая станцевать шаманский танец, либо не видеть никого с удостоверением из налоговой службы на пороге их священной обители.

Последние месяцы STARK COMPANY разваливается к чертям, и я не знаю, что я делаю в этой жизни неправильно. Оплот, постоянства, компания моя – и компания моего отца становится похожа на карточный домик, неуклюже установленный на глянцевой поверхности и вечно ищущий чужие руки, которые придержали бы его с обеих сторон.

Оказалось, никто из нас не исключительный.
Коммерция. Бизнес. Жадные до денег, мотыльки-однодневки.

Но, честно говоря, меня совершенно это не пугает. Я бы сказал, что в глубине души, там, куда не добрались зарождающиеся классические устои аристократии и где не может достать меня моя гордость, такому исходу я даже рад: наконец, у меня меньше ныла бы шея после бурных ночей в обнимку с документацией или я начал видеть своими глазами, а не только слышать восторженные восклики жены по телефону, что Демьян даже не пошёл – побежал, пусть и на пару дней позже своего младшего брата. Хотя, в самом деле, чистейшая условность: он был младше на несколько минут.

Возвращаясь к вопросу о страхах человеческих, меня до дрожи, в правдоподобных ночных кошмарах, пугало то, что мой мир разваливался на глазах.

***

Кажется, ключи звякают о трюмо немного нервно и, как вывод, слишком громко. Но даже это не отрезвляет. Я прикрываю за собой входную дверь аккуратнее, чем следовало бы, прокручивая дверную ручку; если бы мы по-прежнему жили в моей квартире на Hollywood Trump, мне вряд ли что-то помешало бы заночевать в лифте.

Потому что здесь – разлом. Когда вдыхаешь глубоко, и всё равно не получаешь должного количества кислорода, а потом ещё и ещё – безрезультатно. Это – Чёрная Смерть: ощущение, что, перешагивая порог собственного дома, где тебя ждёт любимая семья, ты не можешь вернуться домой.

Пристроив портфель на встречающей каждого посетителя стойке, начинаю неторопливо разуваться, но успеваю передумать, случайно нащупав в кармане изрядно помятую пачку сигарет. Прислушиваясь, решаю, что, по сути, уже всё равно: после опоздания на ужин более двух часов лишние пятнадцать минут отдельной карой не награждаются.

Она появляется, когда я снова касаюсь дверной ручки, готовясь покинуть дом на лишнюю тысячу секунд, зажимая между пальцами зажигалку и пару белеющих в ночи знаменем поражения отвратительных привычек прошлого (я не курил уже два года и семь месяцев, похоже, сегодня годовщина, которую я собирался отпраздновать более чем своеобразно), придерживая третью в зубах. Немного вздрагиваю скорее от неожиданности и странного, умертвляющего безразличия.
Раньше я наверняка был бы похож на школьника, которого застукал за шалостью строгий директор.

Приветственно киваю, но сохраняю расстояние, словно приклеившись к этому пресловутому входному коврику.
Она безумно красива.

– Мальчики уже спят?

Eminem – Mockingbird

У тебя немного по-детски встрёпанные волосы, только это больше не вызывает улыбку. Я знаю, что ты вряд ли случайно проходила мимо, пару минут назад покинув наш домашний полигон для испытания ядерного оружия – спальню мальчиков.  И, честно говоря, мне совершенно всё равно, чем ты занималась до моего прихода. Но я просто хочу знать, что ты не сидела опять там: где я находил тебя несколько ночей подряд, когда приходил глубоко за полночь, неуклюже спотыкаясь об опустошенный «рокс», припрятанный со стороны журнального столика, пока укрывал подвернувшимся под руку пледом, прежде чем унести в постель. Ты иногда сонно бормотала, чтобы я оставил тебя здесь, но вернуть тебя на диван можно было только вместе с моим пиджаком или галстуком, или моей рубашкой. Зависит от того, на какой стадии после возвращения домой я заставал тебя в твоём убежище.

После я снова спускался вниз, с облегчением проверяя, что изначально на дне было несколько капель (что это психологически необходимый ритуал), споласкивал бокал и убирал его обратно на полку, стаскивал что-то с обнаруженных тарелок и прятал остатки ужина в холодильник, до лучших, более солнечных времен.

На утро мы начинали заново.

Последние недели я завтракал кофе, отрешенно пробегаясь по безжизненным заголовкам газет.

Я смаргиваю пристальный взгляд, и знаю, что мне стоило пойти за тобой по пятам, хотя бы целуя в щёку, пусть уже давно без уверений, что такое больше не повториться. Но просто быть рядом.

Кивая в ответ, я всё-таки выхожу за дверь, едко бормоча о том, что давно придумали фильтры, что, впрочем, видимо, для красоты.
На крайний случай – ради мучений сантехников.

Оставаясь на крыльце, едва ли прикрывая дверь в дом, и высекая огонь из зажигалки только после некоторых неудачных попыток, я пытаюсь изгнать панически бьющуюся у висков мысль, что ты даже не попыталась остановить меня.

Последний раз стряхнув пепел с тлеющей сигареты, развеивая ладонью дым по ветру, я давлю мизерные остатки каблуком туфли, так толком ни разу и не затянувшись, и возвращаюсь в дом.

Я не ищу тебя взглядом, потому что не ожидаю увидеть.
К моему удивлению, ты всё ещё ждёшь, пока вскипятится чайник.
И кто-то ещё просит, чтобы времени доверяли?

Я подхожу бесшумно, упираюсь плечом в дверной косяк, спускаясь взглядом с любимой копны волос по изгибам родных плеч…
– Тебе плохо со мной? – я не узнаю свой голос: негромкий, даже потаённо уязвленный, словно пророчено искалеченный. И нет никаких комков или сухости в горле. Непритязательная констатация факта.

Эфемерное «прости» тонет среди циничных мыслей о том, что я, наверное, попрошу прощения позже.

Отредактировано Tony Stark (2013-10-27 13:48:28)

Я хочу дотронуться до тебя. Заключить в объятия горделивую осанку, упереться лбом в напряженное плечо. Ты восхитительно смотришься, когда злишься, и последнее, что я хочу — это сделать тебе больно. Я люблю тебя.

Но за эти три года...
Мы, сами того не замечая, незримыми дорожками, неизведанными путями, зашли, заползли, забились сами или нас завели — в тупик. Я так хочу верить, что люблю.

Но винить, разумеется, некого, кроме нас обоих. Признай это. Я собирался поставить кляксу на месте точки, но ты распаляешь моё подитанное никотином сознание.

Ты права, я решил поговорить. Это обычно то, что люди делают в наших ситуациях, и мне хочется добавить: «невероятно проницательно», прежде чем ты вбиваешь новый гвоздь в крышку моего нарядного гроба.

Ты думаешь, я специально коллекционирую проблемы на работе, пряча их в корзинку, как Красная Шапочка, чтобы, пробравшись сквозь каменный дремучий лес с затрудненным движением, бережно донести их до вас с мальчиками? Хотя получается, что я, скорее, Серый Волк.

И домик наш не из кирпича, а соломы.

На меня набрасывается наваждение, бьющаяся мысль о том, что лучше бы ты кричала, и всем было бы легче. Но ты держишься в диапазоне приличий.

Я почти уверен в том, что хочу услышать твой крик. Скрежетом по стеклу, путеводным мелом по доске для дошкольников. Осколками того, что мы когда-то называли счастьем. К сожалению, или к счастью, сейчас во мне нет и намека на сентиментальность.

Я не двигаюсь с места. Не должен. За порогом этой кухни — мой ад и твоё чистилище. Мы дошли до неё, раскопали Святой Грааль. Нашу точку невозвращения.

— Я никогда не переносил ничего на семью и переносить не буду, — фраза бьёт хлестко, изюминка приказного тона для констатации факта, загнанного в жёсткие рамки. Я раздраженно дергаю кистью, после сжимая её в кулак пару раз, оставляя в результате приоткрытой висеть безвольно. На губах играет сухая кривая улыбка вместо раскаяния, я смотрю с насмешкой, широко открытыми и закрытыми в то же время глазами.

Всплеск снова сходит почти на нет, как приливная волна, и я звучу чуть тише нормы, пытаясь поймать твой взгляд. Я больше не убегаю.
— Или мне считать, что я получил ответ?

Я опускаю руки в карманы и волею судьбы нахожу монетку, прокручивая между пальцев.
Иногда в жизни не бывает полутонов.

— Тебе плохо со мной? Да или нет.

Орёл, дорогая, или решка?

Отредактировано Tony Stark (2013-10-30 15:28:46)

Милая, признай, что мы попались в капкан.

Собственных головотяпства, слегка — возраста и веры в чудеса. Во мне нет той канонической ярости, когда ты подтверждаешь мои догадки (у нас в семье чертова демократия), но нарастающее недовольство подцепляет за горло острыми ноготками, сжимая крепче, готовясь вспарывать, препарировать, доказывать, что у Тони Старка кровь такого же цвета, как и у остальной части человечества.

Неужели я теряю тебя, и не будет больше никакого "и в болезни, и в здравии"?

Я прикрываю глаза, анализируя, вычисляя и выгадывая, когда ты становишься на несколько шагов ко мне ближе, бесшумно сглатывая на сухое горло.

И, знаешь, все-таки когда ты говоришь своё веское, почти очевидное "да", то я так или иначе абсурдно облегченно вздыхаю.

Если бы я знал, красавица, чего я добиваюсь. И добивался ли чего-либо все эти годы? Был ли смысл доказывать несуществующую теорему? Дурак. Глупец. Великовозрастный недотепа, думающий, что искупление придёт, стоит повесить на дверь большую табличку "большая любовь".

Мне не больно от того, что мы ошиблись.
Мне больно? Скорее не комфортно от того, что диктующий тенденции мир почему-то оказался прав.

Я рассматриваю каждую черточку твоего лица, от скул, ниже, к выступающим из-под блузки ключицам, и внутренне задыхаюсь от осознания, что то решение, которое вертится у меня на уме, выше моих сил. Не сойдёт мне с рук. И, пожалуй, станет самым бездарным клише, на которое я только бы был способен в своей жизни.

Быть или не быть? По-шекспировски мудро.
Только сомневаюсь на положительный ответ, если твой мир грозит вывернуться наизнанку. А то и пропасть в небытие, разверзнувшись пополам.

— Одетт, — я выдыхаю резче, чем обычно, на собственное полное имя, которое ты используешь так редко, и нахожу ответ в твоих глазах; внезапный, далеко не предсказуемый ответ для меня самого. Но ты страдаешь, дорогая. И дети страдают, их неокрепшие умы, и психика. И я не хочу творить для них нежелательный пример, который они пронесут с собой по жизни. Мне хочется обнять тебя, заключить лицо в ладони, но я продолжаю держать руки в карманах брюк, сжимая кулак левой руки крепче. И прочищаю горло, когда хрипотца все еще из последних сил пытается отхватить лоскуток славы, и я смаргиваю то ли пыль, то ли негатив нашего прошлого.
Я даже не думаю прерывать зрительный контакт в ожидании ответа на ещё не высказанное предложение.

— Я требую развод.

Ты — моя лучшая привычка.

Отредактировано Tony Stark (2013-11-25 03:56:07)